Недавно у нас в конторе прошла реорганизация. Половину начальников выгнали к чёртовой матери. На освободившиеся вакансии таких оленей набрали, что ни в сказке сказать ни пером описать. Нет бы своих кого повысить.
Меня, например. Но у нас как, кто тащит, на того и грузят. Как же меня начальником делать? Работать тогда кто будет? Пушкин что ли? В общем, форменный дурдом у нас начался.
Прихожу как-то с обеда, картина маслом: сидит такой вновь принятый маменькин сынок и с умным видом в папку таращится. Присмотрелся, ё-моё, там документ, который ещё вчера должен был в Москву уйти.
- Что пялишься? – говорю.- Отправляй давай, там заждались уже.
Смотрит на меня, глазёнками хлопает, нифига не понимает. А я ведь людям обещал. Эх, пёс бы побрал эту реконструкцию. Или как там её, реорганизацию. А вы, друзья, как ни садитесь, всё в музыканты не годитесь. Особенно,
если музыканты даже в музыкальной школе не учились.
Меня, например. Но у нас как, кто тащит, на того и грузят. Как же меня начальником делать? Работать тогда кто будет? Пушкин что ли? В общем, форменный дурдом у нас начался.
Прихожу как-то с обеда, картина маслом: сидит такой вновь принятый маменькин сынок и с умным видом в папку таращится. Присмотрелся, ё-моё, там документ, который ещё вчера должен был в Москву уйти.
- Что пялишься? – говорю.- Отправляй давай, там заждались уже.
Смотрит на меня, глазёнками хлопает, нифига не понимает. А я ведь людям обещал. Эх, пёс бы побрал эту реконструкцию. Или как там её, реорганизацию. А вы, друзья, как ни садитесь, всё в музыканты не годитесь. Особенно,
если музыканты даже в музыкальной школе не учились.